О садовом искусстве.
Зульцер И.Г. О садовом искусстве / (По руковод. Сульц.); Пер. В.А.Жуковского]
Вестн. Европы. — 1811. N 15.
Садоводству принадлежит такое же право как и зодчеству именоваться изящным искусством. Оно ведет начало свое непосредственно от самой натуры, первой и совершеннейшей художницы. Как живопись для выгоде своего искусства подражает прекрасным видам натуры; так и садоводство, соображаясь с правилами вкуса, разборчиво заимствует разные красоты у мертвой натуры, и рассудительно соединяет их в удобном месте. Поелику сама натура украсила всеобщее жилище людей столь щедро, и обогатила его столь разнообразными предметами, производящими в душе нашей также разнообразные приятные перемены: то очень понятно, для чего человеке старается подражать ей в украшении частного своего обиталища; для чего старается по возможности сделать лучше и красивее то место, в котором провести должен большую часть своей жизни.
В сем старании помогает ему садовое искусство, которое без всякого сомнение сильно действует на душу. Имеем примеры пред глазами, что жители красивых мест гораздо веселее и бодрее духом, нежели те люди, которым судьбою определено жить в местах неприятных. По сему можно судишь о важности садового искусства.
И так сущность его состоит в том, что назначенное место по мере величины и положение делает оно столь приятным и столь близким к натуре, сколько дозволяют обстоятельства. Главные правила сего искусства состоят не в ином чем как в здравом рассудке, во вкусе, в умении выбирать принятое как вообще в сельских видах, так и в частях особенно, учатся искусству сему посреди самой природы, гуляя по открытым полям и по рощам, на пустынных равнинах и в кустарниках, по холмам и по долинам. Там разбросаны порознь красоты, которые в увеселительных садах собраны в одно место и приведены в хороший порядок. Умной садовник должен постигать чувством каждую из красот, рассеянных натурою на обширном пространстве. Как исторический живописец наблюдает и собираешь разные физиономии, положение тела, движения; так садовник обогащает воображение свое приятными видами и местами, которые при удобном случае употребить может в свою пользу.
Но приобретенное богатство воображение должно быть расточаемо с крайнею рассудительностью, с наблюдением правиле вкуса, дабы каждое украшение употреблено было на своем месте и в свое время. Пещеру, на пример, не надобно строить в цветнике, или уединенному темному кустарнику назначать место прямо переде большим главным зданием. В увеселительном саду должны быть соединены в приятном разнообразии открытые места с закрытыми, правильные с дикими и светлость с темнотою. А когда уже все красоты собраны, то целое расположение должно быть устроено таким образом, чтобы не легко можно было обнять плане всего сада. Гораздо приятнее, когда план сада остается закрытым, нежели когда он вдруг представляется взорам. Садовнике в этом случае должен поступать вопреки зодчему, которой везде наблюдаешь соответственность в размере, все делает по масштабу, по прямой и по отвесной линиям; напротив того садовник должен остерегаться от сих правильностей. Он подражает единственно прекрасным местоположениям натуры, в которой не часто находить можно прямизны и совершенные ровности; следовательно и должен оне заимствовать их очень умеренно, только для подражание натуре. Истинный любитель природы невысоко ценит те сады, которые состоят из гладких и выровненных дорожек, из куртин выглаженных и выровненных подобно стенам каменным, из частей сделанных на подобие комнат, зал и зданий, из зеркалообразных водоемов, из дерев остриженных и представляющихся в виде животных, хотя бы все сие сделано было по самой последней моде. Он скажет хозяину такого сада, вместе с Горацием:
— Quae deserta et inhospita tesqua
Credis, amoena vocat mecuni qui sentit; et odit
Quae tu pulchra putas (*).
(*) Epirt. I. 14.
Ни в одном искусстве неотступлено так далеко от истинных правил, как в садоводстве. Многие владельцы или распорядители думают, что они тем более украсили сад свой, чем более удалось им вытеснить оттуда натуру. Делают кустарники из сухих дереве, и равнины из кораллов; всячески стираются, точно как строя доме, чтобы одна чаешь сада была совершенно похожа на другую, между тем как натура никогда не наблюдает подобной соответственности в сельских своих видах. Многие естественно прекрасные места, посредством мнимого искусства, с невероятными издержками превращены в бесплодные и скучные.
Из описания, сделанного о Китайских садах Англичанином Чамберсом, открывается, что Китайцы, которые впрочем не могут хвалиться тонкостью вкуса, достойны, чтобы другие народы учились у них садовому искусству. Мы намерены сообщить здесь выписку из Английского сочинения, будучи уверены, что при расположении больших садов вкус Китайцев может служить хорошим наставником.
Китайцы при расположении и украшении садов своих берут за образец натуру, и стараются в точности подражать прекрасному её беспорядку. Во первых устремляют они внимание свое на качество места: ровное ли оно, покатое или холмистое, со всех стороне открытое или нет, сухое или влажное, изобилующее источниками и ручьями, или имеющее в воде недостаток. Сии обстоятельства наблюдают они весьма прилежно и располагают сад таким образом, чтобы все отвечало качеству земли и требовало бы как можно менее издержек; притом стараются они закрыть недостатки и худые качества, а естественные выгоды сада показать в самом лучшем виде.
Китайцы не любят пешком прогуливаться, и потому редко бывают у них, широкие улицы и дороги, какие находятся в садах Европейских. Все место разделяется на различные сцены. Кривые дорожки, просеченные через кустарники, обыкновенно ведут к каким нибудь приятным видам, где представляется взорам или здание, или другой предмет достойный примечания.
Совершенство их садов состоит во множестве, в изящности и в разнообразии сцене, о которых упомянуто выше. Китайские садовники, подобно Европейским живописцам, собирают разбросанные в натуре приятные предметы и стараются соединить их таким образом, чтобы не только каждой из них особливо казался хорош сам по себе, но чтобы из соединение всех составилось изящное целое.
Они разделяют сцены свои на три рода, и называют их веселыми, ужасными и очаровательными. В рассуждении последних сказать должно, что Китайцы знают много способов приводишь в изумление. Иногда скрывают они журчащий ручей поде землею, для того чтобы посетитель, стоя над ним, не мог догадаться, откуда происходит шум, поражающий его ухо; иногда делают стену из утеса; иногда в зданиях и других к украшению сада служащих предметах делают отверстие и щели, в которых ветер производит странные звуки. К сим же сценам стараются подбирать самые редкие деревья и растения; устраивают в них разные отголоски; содержат всяких птице и зверей редких.
Ужасные сцены состоят из навислых скал, из мрачных пещер, из шумящих водопадов, с утесов низвергающихся. Там посажены кривые деревья, которые кажутся изломанными бурею; здесь опрокинутые деревья лежат в реке, и как будто несутся её струями; в другом месте представляются взорам деревья, как будто разбитые и опаленные грозою. Одни здание обвалились, другие до половины сгорели; на холме рассеяны бедные хижины, обиталища людей по видимому самых несчастных. Потом представляется веселая сцена, и Китайские художники обыкновенно умеют наблюдать скорость перехода и противоположность между сими различными сценами как в формах, так и в красках, в светлости и в тени.
Ежели обширность места благоприятствует разнообразию, то обыкновенно каждая сцена имеет свой вид особливой и отделенной; в случае же тесноты Китайцы умеют недостаток места заменить искусством: они располагают таким образом, что предметы с разных стороне представляют для зрителя разные виды. Искусство их в этом так велико, что одно место кажется совершенно другим, когда смотреть на него с другой точки.
В больших садах располагают сцены, для всех часов дня приличные, и сооружают, где надобно, здание удобные для провождение времени с удовольствием в одних по утру, в других в полдень и т. д.
По причине весьма теплого климата в Китайском государстве, стараются в тамошних садах иметь воды как можно более. Малые сады, ежели только дозволяет местоположение, почти вообще покрыты водою; разнообразие состоит в островках и возвышающихся утесах. Большие сады изобилуют озерами, реками и каналами. Берега их, смотря но свойству земли иногда бывают песчаные и каменистые, иногда зеленые и усаженные деревами, иногда убраны цветами и кусточками, иногда обложены крутыми утесами, с которых вода стремительно льется в пещеры и впадины,
В некоторых местах находятся равнины, на которых пасутся смирные животные; там покрытое сарацинским пшеном поле образует излучистый береге, между мысами коего плавают лодки; здесь кусты древесные пересекаются потоками, по которым несутся легкие челны. По берегам сих потоков в некоторых местах с обеих стороне растут широкие деревья; поде сводом сплетшихся их ветвей можно плавать и наслаждаться выгодами тени и прохлады. Стремление потока обыкновенно ведет к какому нибудь приятному месту, к пышному зданию, к высокой насыпи, в уединенной хижине на острове, к водопаду, к пещере.
Вообще реки и ручьи в садах текут не прямо, но извиваясь разновидными кривизнами, в одном месте узко, в другом широко, там тихо, здесь шумно. Иногда служат им прикрасою тростник и водяные растения; иногда мельницы и разные гидравлические машины движением своим одушевляют всю картину.
Сии замечание собственно относятся к большим увеселительным садам, в которых соединяются все сельские виды. Чтобы положить основание правильной теории садоводства, надобно сперва определишь разные роды садов и пользу каждого рода», ибо, чтобы сказать, какою должна быть вещь, надобно сперва знать, что она есть и к чему служишь может. Теорию зодчества некоторым образом принять можно за образец для садоводства. К зодчеству принадлежать большая публичные и частные здания, храмы, дворцы, ратуши, жилые дома, увеселительные домики, гостиницы и проч.; величина их, расположение и прикрасы предназначаются смотря по свойству каждаго из упомянутых зданий: точно то же бывает и с садами. Есть большие сады публичные; есть частные сады, разводимые вместе и для удовольствие и для выгод хозяйственных; есть сады с цветниками большие и малые и в. д. Сперва надлежит определишь все сии роды и показать свойства каждого; потом надобно исследовать, какими выгодами пользоваться можно от каждого особливо, и какими средствами можно устроить их так, чтобы от начала весны до поздней осени приносили они желаемые выгоды и удовольствие.
К полной теории садоводства принадлежат не только знание и чувство изящности, но еще и другие сведения. Истинный садовник должен основательно знать различные свойства земли и почвы, действие их на дерева и растения, времена года с их переменами; он должен иметь надлежащие сведение о цветах и лесных деревьях, так чтобы мог знать не только наружный виде каждого растения, но свойства его, способе прозябание и долготу жизни. Естественная историе и многоразличные прекрасные виды натуры послужат ему веществами для составление сада. Подробнейшее знание о свойствах растений подаст ему возможность назначить для каждого приличное место и распорядиться таким образом, чтобы каждое годовое время доставляло все желаемые удовольствия. Это принадлежит собственно в учебным познаниям садовника, которой может приобрести их посредством прилежание и опытности. Но кроме того он должен иметь необходимо нужный всем художникам дар изобретения, вкус в расположении и украшении, смысле и рассудок для наблюдение приличности и прочности, а особливо охоту стремиться в достижению совершенства. И так садоводство требует столько же дарования, и может быть еще более знаний, сколько всякое другое из числа искусстве изящных.
Наука садоводства богата учебными сочинениями; и о важнейшей части ея, об изобретении и вкусе, писано не много. Желательно, чтобы изданы были рисунки и описания, которые могли бы служить образцами для садовников. Как зодчий главное пособие в приумножению знаний своих находит в прилежном рассматривании наилучших строений; так точно и садовнике легко может обогатить ум свои и вкусе, рассматривая сады уже доведенные хорошего состояния. Охотники до садоводства с пользою читают сочинение известного Гиршфельда.
Садоводство не уступает в древности прочим изящным искусствам {Antiquitas nihii potius mirata est, quam Hеsperidum hortos ac reg um Adonis et Alcinoi, itemque pensiles, sive illos Semiramis, sive Asзiriae rex Cyrus fecit. Plin. Hist. Nat. L. XIX, cap. 4.}. Всем известны великолепные сады древнего Вавилона. Ксенофонт в Истории своей о десяти тысячах Греков часто упоминает о больших увеселительных садах, которые видел он в разных областях Персидского государства, у Греков также были сады увеселительные; но Историе не показывает, чтобы садоводство достигло в Греции до той высокой степени, на конторой находились прочие изящные искусства, Римляне, кажется, превзошли всех в заведении садов; однако ж они сие невинное и приятнейшее искусство употребляли во зло до чрезвычайности, как то видеть можно из упреков Горацие {Od. L. II. od 15.}. Они как будто умышленно старались всю Италию превратить в бесплодные сады увеселительные, единственно к оказанию пышности служащие. Впрочем мы не можем иметь ясного и определенного понятие о качестве садов Римских,
Садоводство опять начало процветать во времена новейшие. Известно, что во Франции славный Ленотр заводил прекрасные сады при Людовике XIV; но излишняя затейливость в них и регулярность не всеми одобряются. Теперь вообще отдают преимущество Англичанам. В больших садах Английских собраны все красоты природы.
(По руковод. Сульц.)