В XVII в. чаем стали торговать на рынках. Нижегородская (Макарьевская) ярмарка тоже начиналась с продажи чая, но первенство по торговле этой продукцией держала Москва.
Именно здесь заканчивался великий чайный путь из Китая через Монголию и Сибирь. Из Москвы чай расходился по всей стране. Москвичи считались особыми любителями этого напитка.
В середине XIX в. в Москве уже работало около 100 специализированных магазинов чая и почти 300 чайных. Эти традиции жили еще и в 20 —30-х гг. нашего столетия.
Ни одно угощение не проходило без чаепития. В каждом доме чай мастерски заваривали. Все старались увезти из Москвы пакетики чая самого высокого сорта, так как в других городах купить хороший чай было трудно.
Вокруг торговли чаем шла ожесточенная борьба, так как победителям она сулила большие деньги. Наиболее широких размахов чайный бум достиг в XIX в. В это же время обострилась борьба между конкурентами: «чаевниками» и противниками чая. Противники пытались представить его вредным напитком, портящим цвет лица, отрицательно воздействующим на мозг и т. д. Одним из ярых противников был А. Владимиров, который возглавил борьбу, опубликовав в конце XIX в. в г. Вильно брошюру «Чай и вред его для здоровья» (1874). Ее объем был невелик, но сколько злобы против чая она содержала!
«Четыре бича бичуют современную расу и гонят ее к деградации, к вырождению: чай, кофе, табак и алкоголь»,— писал автор. По его мнению, чай заменяет человеку бражничание, а чайный лист содержит в себе наркотическое, вяжущее и возбуждающее вещество — теин. Владимиров бездоказательно утверждал, что на одних людей чай действует, как опиум, на других — как… алкоголь. Но и это еще не все. По его мнению, чай разрушительно влияет на желудок, сердце, нервную систему, мозг и фибры, из-за него якобы происходит много простудных заболеваний и даже можно заболеть… насморком. Далее он говорил, что от чая появляются умственные и нравственные болезни: леность, особый род болтливости—литературная (это, видимо, о литературных вечерах того времени) и даже преждевременное и непомерное половое возбуждение.
Несколько авторов, в том числе и В. В. Похлебкин, указывали на необоснованность и бездоказательность доводов против чая, приведенных в данной работе. Собственно, мы даже и не предполагали, что нам придется ссылаться на книгу А. Владимирова, так как считали, что противников чая в настоящее время нет. Однако в библиотеке, возвращая это издание, мы услышали от вполне солидного человека такое замечание: «Вот видите, оказывается, чай вреден. Об этом даже в книге написано». Спорить мы не стали, но поняли, что включить рассказ об этой далекой по времени полемике просто необходимо, так как работа А. Владимирова сделала свое черное дело. Слухи и искаженные представления о чае переходили из дома в дом вплоть до XX в.
В начале XIX в. о чае стали печатать научные исследования химиков, биохимиков и врачей, пытавшихся проникнуть в тайну состава этого напитка. Вопросами чаеводства занимались такие крупные ученые, как А. А. Докучаев, А. Н. Воейков, Н. М. Бородин и др. Они были авторитетами в среде русской интеллигенции. Их работы читали, рекомендациям доверяли. В публикуемых статьях говорилось, что чай оказывает положительное влияние на пищеварение и способствует усвоению питательных веществ, что кофеин, содержащийся в нем, безвреден.
Горячий чай был незаменимым в долгих и трудных дорогах по России. Подтверждает это экспозиция в музее «Дом станционного смотрителя» в деревне Выра, где воссоздана обстановка почтовой станции времен
А. С. Пушкина. На таких станциях бывали многие поэты, писатели и историки того времени и изобразили их в своих произведениях очень ярко и подробно. Чай в дальней дороге был необходим как для господ, так и для ямщиков, поэтому самовары ставили и в «чистой» половине, и в ямщицкой.
Зимой в дороге вино употреблять не рекомендовалось. При больших морозах опьянение могло привести к трагедии, а чай бодрил, согревал, поднимал настроение. Недаром в те времена бытовали пословицы: «Вино веселит, да от вина голова болит», «Горячая вода не мутит ума».
Для дороги была создана специальная утварь. После войны в комиссионном магазине на Литовском проспекте продавался сундучок с остатками обивки, в котором было несколько пустых отделений, а рядом стояло что-то похожее на самовар квадратной формы. Продавец объяснил, что это дорожный самовар. Мы не сразу поняли, что перед нами настоящий погребец, который позволял перевозить в карете все чайные принадлежности. В сундучок помещались чашки, чайница и другие предметы, необходимые для чаепития. Сахар возили в специальных шкатулках.
Писатель В. А. Соллогуб так описывал погребец, «неизбежный спутник всякого степного помещика»: «…обитый снаружи тюленьей шкурой щетиной вверх, перетянутый жестяными обручами, заключает в себе целый чайный прибор… » Далее идет рассказ о подносе с нарисованной на нем пастушкой и о том, что внутри ларца, оклеенного обойной бумагой, «чинно стоит чайник грязно-белого цвета с золотым ободочком; к нему соседятся стеклянный графин с чаем, другой, подобный ему, с ромом, два стакана, молочник и мелкие принадлежности чайного удовольствия».
Заведения, в которых в России пили чай, назывались чайными и трактирами. А. П. Субботин писал, что в чайных чай подавали парами, по числу лиц, или порциями. Пара состояла из двух чайников: большого, с кипятком, и малого, с заваркой. К чаю полагался сахар. Посетитель мог пить чай любой крепости. Пара чашек стоила 4—10 коп. К порциям подавали больше сахара, но и цена соответственно увеличивалась. Сахар ввозили из-за границы, и стоил он дорого. Чай чаще пили вприкуску. Было принято пить его с медом или сушеными фруктами. На картине Б. М. Кустодиева «Московский трактир» запечатлено чаепитие начала XX в.
Чай пили по-разному. Очень ярко описал холостяцкое чаепитие В. А. Гиляровский в рассказе «Нечаянная радость». Когда его герой пришел с хозяином в квартиру, тот передал дворнику большой медный чайник, в который бросил щепотку чая из жестяной чайницы с надписью «К. и С. Поповы». Дворник отправился в соседний трактир за кипятком. Сервировка чайного стола была необычной: «…два стакана, на блюдечках
лежали калачи, каленые яйца, вареная колбаса и десяток гречневиков на „Московском листке“». Чай пили и с вареньем, сделанным на меду.
Чаем увлекались повсеместно. В купеческой среде отсутствие духовных интересов приводило к бессмысленному потреблению огромного количества жидкости, пирогов и различных сластей. Купцы, и особенно купчихи, проводили за чайным столом долгие часы. Вся беседа часто сводилась к потчеванию. Злую сатиру на такой ритуал можно найти у Н. В. Гоголя в «Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем», где описан приезд одного из героев к судье:
«— Чем прикажете потчевать вас, Иван Иванович? — спрашивает судья.— Не принести ли чашечку чая?
— Нет, весьма благодарю,— отвечал Иван Иванович, поклонился и сел.
— Сделайте милость, одну чашечку,— повторил судья».
Далее следуют бесконечные предложения и отказы.
«— Одну чашечку…
— Нет, не беспокойтесь.
— Чашечку?..»
Наконец гость согласился:
«— Уж так и быть, разве чашечку».
Но на этом потчевание не закончилось. С таким же длинным церемониалом была предложена и выпита вторая чашка. А в конце, как всегда у Н. В. Гоголя, замечания, раскрывающие сущность описываемых характеров: «Фу ты, пропасть! Как может, как найдется человек поддержать свое достоинство».
Непомерное употребление чая было отнюдь не положительным явлением. Очень тонко использовал это А. Н. Толстой в рассказе «Любовь», описывая отца героини как безвольного и «нейтрального». Писатель одной фразой метко охарактеризовал его, «взъерошенного… пьющего восьмой стакан вперемешку с папиросами». Речь, конечно, шла о восьми стаканах чая.
Эти литературные примеры интересны тем, что подчеркивают популярность чая. Раз великие писатели обращались к хорошо известному бытовому явлению, чтобы описать своих героев, значит, чаепитие, действительно, было близко всем.